Семестр только начался, а я уже хочу засунуть оба 文化中級 в задницу господу богу. Или кто там решил, что человечеству нужна зарубежная филология.
Не то чтобы я не любила свою специальность, но это просто пиздец. На учебе так плохо, что хочется кричать.
***
Пытаюсь найти отдушину в рисовании, но пока что нашла только ненависть и отчаяние. Возможно, нужно искать лучше. Или не искать вообще.
Коплю на рабочем столе всякие draw emotion и отп-мемы, даже просто вырезки из манги, все надеюсь, что однажды соберусь и что-нибудь сделаю. А до тех пор летающие головы и 3/4
Акааши с Кагеямой:
Своевременная картинка на др Оикавы:
Всякое-разное Учусь красить, причем каждый раз заново, потому что забываю, какие ставила настройки кистей Пока что шарф Кагеямы - лучшее, что я случайно, совершеннно не понимая, что делаю, покрасила. Под iamx:
ОС, лол:
Одна из попыток в экзотический поворот головы. Совсем не экзотический и даже не поворот.
читать дальше– Акааши… – кто-то легонько коснулся его локтя. Кейджи и бровью не повёл, уже заранее зная, что его ждёт. Сузуки, студентка, подрабатывающая с ним в книжном магазине, спряталась за его спиной и с беспокойством разглядывала дальние стеллажи из-за его плеча. – Он опять тут, – шепнула она и принялась мять рукав форменной рубашки Акааши. – Видишь? В отделе научной фантастики. Акааши тихо выдохнул и послушно повернул голову в нужном направлении. Книжный магазин, в котором он работал, был не таким уж большим – всего пять больших отделов, стеллаж с журналами и кадка с грустным фикусом в углу. Особой популярностью он тоже не пользовался. Утром спешащие на работу офисные служащие заскакивали за газетами, днём заглядывали женщины с пакетами, полными продуктов, вечером возле стеллажа с комиксами крутились тихо хихикающие школьники. Но большую часть времени в магазине было тихо и пусто. Акааши всегда чувствовал странное умиротворение, расставляя книги по порядку или вытирая с полок пыль – будто бы в этом тесном бумажном мире он мог ненадолго спрятаться от забитых вагонов метро и противных июньских дождей. Для Кейджи книжный был почти священным местом, настоящим храмом тишины и шелестящего белыми страницами спокойствия. Но с появлением странного человека в не менее странной шляпе Акааши попрощался не только со своим размеренным рабочим ритмом, но и с личным пространством: нервничающая Сузуки всё время крутилась рядом, хватала его за руки и шептала что-то прямо ему в шею. Это раздражало. И выматывало. Акааши хмуро наблюдал за посетителем в шляпе; тот неуверенно потоптался возле зарубежной фантастики и потянулся за мангой. Опять. Каждый раз он ходил между стеллажами с книгами, разглядывал яркие корешки, иногда даже брал их в руки и листал, но в итоге всё равно оказывался рядом с комиксами. Было в этом что-то безнадёжное. Фаталистичное. Всё началось примерно два месяца назад. В тот день народу было даже меньше, чем обычно, поэтому Акааши, возившийся с кассовым аппаратом, сразу же обернулся на звук открывающихся дверей. – Добро пожаловать – он слегка поклонился и приветливо улыбнулся, глядя на нового посетителя. В самом деле, посмотреть было на что. Вошедший в магазин человек был высокого роста, может, даже немного выше самого Акааши. А ещё на нём были большие солнцезащитные очки, маска и шляпа, которая, возможно, неплохо бы смотрелась на ком-нибудь другом. Тогда Акааши не придал странному камуфляжу особого значения, в конце концов, в апреле было довольно солнечно, хоть и прохладно. И пыльца с отцветающих вишен лихо разлеталась в разные стороны, безжалостно забиваясь в ноздри аллергиков. А то, что шляпа не совсем сочеталась с яркой толстовкой и спортивной сумкой… Ну что ж, на вкус и цвет. Через неделю посетитель вновь оказался на пороге книжного магазина. А потом ещё через неделю. И ещё через неделю. И ещё. Акааши мог бы объяснить это его большой (да что уж там, непомерной) любовью к чтению манги, если бы не одна маленькая деталь – он появлялся только в смену Акааши и Сузуки. Из-за учёбы и волейбола Акааши мог работать только по выходным, после утренней тренировки в субботу и весь день в воскресенье. Сузуки, по каким-то своим причинам, тоже. Никто, кроме них, никогда не видел в магазине высоких людей в шляпах. Более того, странный посетитель подходил к кассе со свежим выпуском джампа в руках только тогда, когда за ней стояла Сузуки, а Акааши не было поблизости. Вывод напрашивался сам собой. – Может, стоит позвонить в полицию? – пробормотала Сузуки. – И что вы им скажете? – Ну… Что он следит за мной? Акааши украдкой посмотрел посетителя, сгорбившегося на маленьком пуфике с томиком «Призрака в доспехах». – Как вы это докажете? – вздохнул Кейджи, снова повернувшись к Сузуки. – Он приходит в магазин только тогда, когда я здесь. – Совпадение. – А то, что он подходит ко мне, когда я на кассе? – Совпадение. – Тогда зачем он закрывает лицо? – Проблемы с кожей. – Почему ты пытаешься его выгородить? Действительно, почему? Во-первых, потому, что он не мог просто подойти к покупателю и попросить его уйти, дабы не раздражать его впечатлительную коллегу. И уж тем более вызывать ради этого полицию. А, во-вторых, что-то в посетителе казалось ему смутно знакомым. Немного размашистая походка, то, как он упирался ладонями в колени, разглядывая нижние полки, даже манга, которую он читал… Акааши не мог отделаться от ощущения, что где-то он всё это уже видел. Но где? – Если мы вызовем полицию, а это окажется простым недоразумением, что тогда? Постарайтесь не обращать на него внимания. – Легко тебе говорить, это же не за тобой следит псих в идиотской шляпе! – взвизгнула Сузуки, отскочив от Акааши. Посетитель в углу вздрогнул и посмотрел в их сторону. – Успокойтесь, Сузуки-сан, – устало попросил Кейджи. – Не успокоюсь, пока он не уйдёт! Акааши хотел было попробовать урезонить Сузуки, но за его спиной неожиданно громко пикнули автоматические двери. Посетителя не было. – Он ушёл? – с подозрением спросила Сузуки. – Как видите. – Посмотри, а вдруг он стоит снаружи, – она подтолкнула Акааши в сторону выхода. Кейджи нехотя подошёл к дверям и выглянул на улицу. Никого. Тогда его взгляд упал на подставку для зонтов, в которой одиноко стоял потрёпанный чёрный зонтик, на ручке которого висела маленькая фигурка какой-то белой птицы. Внезапно всё стало на свои места.
***
Иногда Акааши невольно проматывал в памяти первые месяцы после вступления в волейбольный клуб Фукуродани. Его мышцы словно бы помнили бесконечные круги вокруг здания школы, а на руках мерещились давно сошедшие болезненно-зелёные синяки от сотен и сотен неудачно принятых мячей. Тогда Акааши всерьез боялся случайно выплюнуть свои лёгкие под ноги тренеру. Было тяжело. Акааши никак не мог выровнять дыхание, только жадно и как-то совсем жалко хватал ртом воздух. Там, за сеткой, стояли шестеро старшеклассников – основной состав волейбольной команды Фукуродани. Кейджи, не отрываясь, смотрел на доигровщика с нелепыми серебристыми волосами, перьями торчавшими в разные стороны. С самого начала игры он отбирал у них очко за очком, с почти издевательской лёгкостью пробивая сквозь блок. Словно в замедленной съёмке он отрывается от пола, размахивается и… – Если вы не можете даже сравнять счёт, что вы вообще здесь забыли? – рявкнул тренер со скамейки, когда мяч в очередной раз глухо ударился об пол. На их стороне поля. Конец игры. – Как же… круто, – прошептал рядом с Акааши его одноклассник, когда они построились перед сеткой. – Да, – тихо согласился Кейджи. Трудно сказать, чего в этом коротком выдохе было больше, досады, злости или восхищения. Он стоял прямо перед Акааши, что-то оживлённо рассказывая равнодушно смотрящему куда-то вбок связующему – Бокуто Котаро-семпай. Второй год. Доигровщик. Самый невероятный игрок, которого Акааши когда-либо знал. – Спасибо за игру! – нестройно поблагодарили первогодки. Тренер хмуро оглядел их мокрые от пота лица и отправил убираться. – Эй, Акааши, – позвал его одноклассник, когда они закатили тележку с мячами в кладовку. – Ты сегодня опять остаёшься? Кейджи, подумав, кивнул. Им ещё ни разу не удалось выиграть у основного состава хоть один сет. Сколько раз они уже проиграли? Акааши сбился со счёта. Все их силы уходили на то, чтобы удерживать разницу в три очка и не дать ещё сильнее увеличить разрыв. Если так будет продолжаться и дальше, то им никогда не попасть в основной состав. Поэтому Акааши и другие первогодки часто оставались после клубных занятий и тренировались самостоятельно. Правда, с каждым разом их оставалось всё меньше и меньше. – А ты? – Прости, сегодня не получится, – виновато улыбнулся одноклассник. – Если честно, не думаю, что кто-то ещё захочет остаться после такого. Чёрт, серьёзно, мои колени похожи на желе. – Мои тоже, – слабо улыбнулся Акааши, доставая мяч из корзины. – Тогда до завтра. – Ага, пока. Помахав на прощание остальным первогодкам, Акааши остановился на краю площадки и покрутил в руках мяч. Раз уж он не мог никому пасовать, то хоть в подаче поупражняется. Но не успел он размахнуться, как кто-то громко позвал его по имени. – Акааши! – звонкое эхо разнеслось по спортзалу. А следом раздалось неуверенное: – Кажется? – Э? – Кейджи обернулся и почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. – Б-Бокуто-семпай?! – Откуда ты знаешь, как меня зовут?! – подбежавший к нему Бокуто застыл и изумлённо заморгал. Серьёзно? – Это я у вас хотел бы спросить, – пробормотал Акааши. – А? А! Я просто запомнил тебя, потому что мне понравились твои пасы. «А мне нравятся ваши съёмы», – в тон ему хотелось ответить Акааши, но он вовремя прикусил язык. Диалог и без того получался абсурдным. – Вы что-то хотели? – поинтересовался вместо этого Кейджи. Он скользнул взглядом по футболке Бокуто со странной надписью, капелькам пота на его лбу и полотенцу, свисающему с плеча. Выглядел он так, будто только что сошёл с площадки, хотя тренировка закончилась почти час назад. – Будешь пасовать для меня, Акааши? – широко улыбнулся Бокуто, опустив руку на плечо Кейджи. – Э? Интересно, в который уже раз за день он продемонстрировал невообразимое богатство словарного запаса? Мысли в панике носились в его голове, где-то на краю сознания завыла сирена. Да и от ощущения тяжелой ладони на плече легче не становилось. Ничуть. Акааши? Пасовать? Бокуто? Что-то в этой цепочке точно было лишним, но Акааши никак не мог решить, что именно. – Видишь ли, – Бокуто неловко переминался с ноги на ногу и запустил руку в волосы. – Обычно со мной остаются Коноха с Вашио, но сегодня у них какие-то дела. Коми с Сарукуи уже ушли, а из старших никто не захотел. – Но я… У Акааши было столько причин отказаться, он даже не мог выбрать из них какую-то одну. – Я знаю, что ты часто здесь тренируешься, – перебил его Бокуто. – Не только я… – Всерьёз – только ты. Акааши удивлённо поднял глаза. Бокуто не улыбался. Почему-то стало трудно дышать, будто что-то схватило его измученные лёгкие и сжало их в когтистой лапе. Акааши вдруг оказался перед лицом своих собственных амбиций и устремлений, принявших вид одного конкретного человека. Бокуто Котаро. Именно это имя, незаметно для самого Акааши, притаилось между его стремлением попасть в основной состав и желанием быть связующим. Он хотел быть связующим Бокуто. – Хорошо, Бокуто-семпай, – Акааши поклонился. – Ура! – радостно подпрыгнул Бокуто и помчался в сторону корзины с мячами. Вот так Акааши и подписал контракт с волейбольным дьяволом. Каждый день после утомительных тренировок он оставался с Бокуто и бесконечно пасовал, пасовал, пасовал. Акааши не знал, сколько раз за несколько недель его вырвало в тесной туалетной кабинке, сколько раз он падал и сколько раз отрубался на уроках, подложив под щёку учебник. Волейбол преследовал его даже во сне. После очередного кошмара, в котором Бокуто с мячом вместо головы предлагал ему использовать вместо сетки Коноху, Акааши начал опасаться за сохранность своей психики. Но всё равно продолжал пасовать для Бокуто до тех пор, пока не валился с ног, ощущая после этого какое-то болезненное удовлетворение. В конце концов, им удалось выиграть один сет у основного состава. Всего один. – Один сет, – проговорил Акааши, переобуваясь. В тот день в школе проходили соревнования по баскетболу, поэтому сразу после тренировки тренер выгнал их из спортивного зала. – Целый сет! – возмущённо воскликнул рядом с ним Бокуто. – В следующий раз мы не проиграем, Акааши! – Ха-а… Вам не надоело у нас выигрывать, Бокуто-семпай? – Акааши вытащил из сумки зонтик. – Нет, – Бокуто склонил голову набок. – Выигрывать никогда не надоедает. – Даже у тех, кто явно слабее? – Не бывает слабых противников. Кто бы ни был на противоположной стороне поля, сражайся с ним во всю силу! Акааши смерил возбуждённо размахивающего руками Бокуто скептическим взглядом и тихо фыркнул. Он знал, что Бокуто относился ко всем с равным уважением, неважно, будь то школа–чемпион или команда, никогда не проходившая дальше четвертьфинала отборочных. Поэтому он играл против первогодок всерьёз. Никаких поблажек. Никогда не недооценивай противника. Акааши хотелось бы сыграть против Бокуто в настоящем матче. Но стоять рядом с ним по одну сторону сетки хотелось больше. – Мне не терпится сыграть с тобой в настоящем матче, – вдруг сказал Бокуто, раскрывая зонтик над головой. Акааши последовал его примеру и чуть заметно улыбнулся: – Мне тоже, Бокуто-семпай. – Кстати, можешь перестать называть меня семпаем? – Хорошо, Бокуто-сан, – послушно кивнул Акааши. – Так лучше? – Намного! Ты как будто стал чуть-чуть ближе ко мне, – Бокуто широко улыбнулся и закинул руку ему на плечо. Кейджи успел только почувствовать, как к щекам хлынула кровь. – Сегодня особенный день! День, когда Акааши Кейджи выиграл у Бокуто Котаро! – Почему же он особенный? – Да потому, что он больше не повторится, – самодовольно ухмыльнулся Бокуто и резко остановился, хлопнув в ладоши. – Точно! Чтобы он навсегда остался в твоей памяти, я сделаю тебе подарок! – Не стоит. – Да ладно тебе, Акааши! Бокуто схватил его за руку и потащил в какой-то узкий переулок. Они шли мимо пёстрых витрин и ярких вывесок, влажно блестевших в свете фонарей. Подошвы их кроссовок весело шлёпали по лужам, разбрызгивая мутную воду. Акааши мог бы попросить Бокуто идти медленнее и держать зонт ровнее, чтобы капли с него не летели прямо ему в лицо. Но его больше заботили пальцы, крепко сомкнувшиеся на его запястье, такие горячие, что было почти больно. Порой Акааши казалось, что от прикосновений Бокуто, от одного ощущения чужого тепла на коже могли оставаться ожоги. Не то чтобы он был против. Наконец они остановились перед небольшим круглым автоматом, поблёскивающим стеклянными боками – он был весь набит маленькими пластиковыми контейнерами всевозможных цветов. – Гачапон? – недоверчиво спросил Акааши. Бокуто не ответил: он лихорадочно шарил по карманам в поисках мелочи. Открыл сумку, пошарил в ней руками, заглянул в кошелёк и побледнел. Он медленно поднял глаза на Акааши. – Мне не хватает, – бесцветным голосом объявил он. – Займи? – Вы хотите купить мне подарок на мои же деньги? – Кейджи вопросительно поднял брови. Бокуто понуро кивнул. Вздохнув, Акааши вынул из кармана брюк мелочь, отсчитал двести йен и вставил их в гачапон. Громко скрипнув, автомат выплюнул ему на ладонь красный контейнер. Кейжи осторожно открыл его и вытащил наружу небольшую пластиковую фигурку на тонком ремешке. – Что это? – Кажется, филин, – неуверенно предположил Акааши, крутя в пальцах большеглазую белую птицу с двумя хохолками на голове. – Похож на вас. – Совсем не похож. Пожав плечами, Кейджи повесил филина на ручку зонтика приунывшего Бокуто и хитро улыбнулся. – День, когда Акааши Кейджи выиграл у Бокуто Котаро, да?
***
– Бокуто-сан! Акааши не помнил, как выскочил из магазина и побежал по единственной дороге, ведущей к метро. Прохладный воздух царапал горло, противная морось била по лицу. Бокуто он догнал возле светофора и из последних сил вцепился в ворот его толстовки. – А! Акааши! – Пожалуйста, остановитесь, – прохрипел Акааши. – И снимите эту чёртову шляпу. – Как ты узнал?! – В самом деле, как же я догадался? Бокуто, поняв, что путей к отступлению не осталось, со стоном снял очки и шляпу. А маску с него стянул сам Акааши и взял его лицо в ладони, безжалостно сдавив щёки пальцами. – Больно же! – Бокуто-сан, вы идиот, – холодно констатировал Акааши и потянул нерадивого капитана за собой под навес над одним из закрытых гаражей. Для начала неплохо бы спрятаться от дождя. – Прости, – буркнул Бокуто, как только они оказались под навесом. – Из–за меня у тебя неприятности на работе. – Не беспокойтесь об этом, – Акааши мотнул головой и убрал со лба приставшие мокрые прядки. – Бокуто-сан, зачем? – спросил он, повернувшись к затихшему Бокуто. Тот вздохнул и потёр пальцами переносицу. – Это Коноха и Коми придумали. Ну, знаешь, ты никому не говорил, где работаешь и нам стало интересно. Поэтому мы пошли за тобой после субботней тренировки, а потом Коноха предложил эту идею со шляпой. Сказал, что было бы здорово немного пошутить над тобой, раз уж ты такой скрытный. Тогда мы решили, что кто-то из нас притворится обычным покупателем и напугает тебя. И как он раньше не догадался. Бокуто ни за что не стал бы заморачиваться с маскировкой, просто ввалился бы в магазин, привычно закинул руку на плечо Акааши и принялся бы рассказывать о том, как они с Вашио и Сарукуи ходили в караоке на прошлой неделе. А вот Коноха… – А потом я… – Бокуто запнулся. – Потом я сам начал приходить. – Почему? Бокуто молчал. Крупные капли настойчиво барабанили по навесу и прыгали им под ноги, словно дождь пытался дотянуться до них своими холодными руками. Даже суетливая, мигающая фонарями и фарами автомобилей улица будто растворилась в нём. Или, может, это они попали в какой–то другой мир, в котором кроме них двоих остался только стук дождя и неуютное молчание. Акааши поёжился. Он никогда не любил хмурый, пасмурный июнь с его затяжными ливнями и тайфунами. – Когда я увидел тебя на работе, – неожиданно начал Бокуто, не глядя на Кейджи, – забыл о том, что должен был сделать. Сидел там и смотрел. – Звучит жутко. – Не подумай ничего такого! Просто я, как же это объяснить, никогда раньше не видел такого выражения на твоём лице, – Бокуто схватился за голову, тщетно пытаясь подобрать нужные слова. Но, видимо, чрезмерное чтение комиксов давало о себе знать. – Я имею в виду, что твоё лицо очень… Хорошее. – Спасибо? – То есть, нет! – Значит, не очень? – Не в этом дело! Я подумал, что ещё так много о тебе не знаю и что было круто узнать… Ну, всё, что я не знаю. – Например, как пишется кандзи «беспокойство»? – А-а-акааши! – взвыл Бокуто, схватив Кейджи за плечи. – Перестань! Ты же понял, что я пытаюсь сказать, да? Ведь понял? Потому что я сам себя не понимаю. – Я тоже, но, кажется, вам нравится моё лицо. – Да нет же! – в отчаянии вскричал Бокуто, без сил сползая по стене. – Так нравится или нет? – Отстань! – Бокуто-сан, – Акааши сел рядом с ним и опустил голову ему на плечо. – Помните, вы говорили, что день, когда я снова у вас выиграю, больше никогда не повторится? – Угу… – Так вот, – Кейджи потёрся носом о щёку Котаро и осторожно поцеловал в уголок губ. – Вы ошиблись. – Вот чёрт, – выдохнул Бокуто и неловко прижал к себе Акааши. – В следующий раз победа точно будет за мной. Воскресенье, пять вечера. Над Токио угрожающе нависло тёмное небо, тяжело перекатывались тучи. Двое прятались от дождя под проржавевшим навесом: Акааши с трудом сдерживал смех, а Бокуто выглядел так, будто только что решил самое сложное математическое уравнение в своей жизни. Акааши не любил дождь. Но этот день был исключением.
Вылезла из леса и с ходу влетела в бангайхен 17 тома. Разрыдалась. Отчасти потому, что от интернета тут одно название.
"Спасибо за эти три года"
"Это мы должны тебя благодарить" Третьегодки такие чудесные, все-все. Ханамаки, я хочу за тебя замуж
Что еще за "напарник, которым я горжусь", нет, пощады! И напоследок напутствие в духе "не сомневайся, иди по выбранному пути". Ива-чан, ИВА-ЧАН. Где-то я все это уже слышала, где-то я все это уже видела, так почему же мне так грустно? Хочу выть, рыдать, кричать в небо и ударить Фурудате по лицу
Или купить том. А лучше два.
Все в хайкю такие живые. Наверно, Фурудате очень сильно их любит: и сейджо, и датеко, и шираторизаву. Но победитель один. И это так грустно, так обидно, так правильно.
Какое-то печальное в этом году лето. Больничные палаты, ругательства, выложенные магнитами на холодильнике, увеличенные в фоторедакторе сиськи и огуречный салат в четыре утра. Ночи становятся длиннее, во дворе уже скосили траву - последние летние каникулы в жизни подходят к концу. Немного грустно.
В прошлом августе были кондиционеры в токийском метро, подозрительный отель в квартале от Кабуки-тё, онигири из комбини и адское солнце.
Говорят, лучшие триггеры для воспоминаний - запахи. Не знаю, насколько это верно, но со мной срабатывает в самые неожиданные моменты. Недавно купила вонючий шампунь с керотинами, пока мыла голову, вспомнила, как с криком убивала гигантского таракана в номере. Он так звонко шлёпнулся на пол, что я, кажется, ненадолго потеряла сознание. С гокибури не шутят. Как и с цикадами. А жуки-олени вроде ничего.
***
Пересматривала фотографии из мертвого инстаграма, нашла птиц.
Вот эта из совиного кафе на Тсукишиме. Пахнет там совсем как в зоопарке. И сова может насрать на тебя. И в твой чай. Но это того почти что стоит: совы очень мягкие, когтистые и тяжелые. У моей был очень важный вид, сначала она клюнула меня в палец, потом забралась ко мне на плечо. Охренительно.
А эта из местного зоопарка. Насколько редко встречаются вороны-альбиносы? В клетке их было трое.
***
Очень хочу попасть на какой-нибудь ртс. В прошлом году сходила на комикет, но успела отхватить только три додзинси Кизунацуки. Для этого пришлось полчаса стоять в очереди под палящим солнцем. Да ладно артеры, там ведь и райтеры где-то по углам сидят. Если 96 пойдет, то я в игре(
Да, говоря о хайкю С ванильным вкусом. Ванильным! Ну ладно тут сейджо, но там еще ямацукки с клубничным вкусом.
Ненавижу мерч. Его можно сколько угодно порицать, но стоит только оказаться в джамп-шопе, так всё. Что за омерзительный пластмассовый брелок с Оикавой? Я беру его. Это я как человек с карасуно-полотенцем говорю
Сто лет назад писала, никак не получалось выложить. Теперь как-то стремно, но пусть.
ИваОи, g, au: речной бог!Оикава
читать дальшеЗа большую часть своих детских приключений Иваизуми было мучительно стыдно – о многом хотелось просто забыть, сделать вид, что этого никогда не было. Например, о том, как он случайно разбил бутылку мирина в кладовке и, в отчаянной попытке скрыть следы преступления, засыпал липкую лужу мукой. И о том, как красный от злости дедушка чуть не оторвал ему за это левое ухо. Но было в его воспоминаниях кое-что, что никак не давало ему покоя.
***
От деревни, в которой жила семья Иваизуми, до ближайшего города было шесть часов езды на трясущемся поезде и ещё два – на автобусе. Дом его дедушки, угрюмый и скособоченный, приткнулся у подножия горы. Зимой в нём было так холодно, что не помогали ни обогреватель, ни три толстых свитера. А летом – душно; воздух, пахнущий землёй и солнцем, густел и тяжело оседал в лёгких. Даже мухи, которым не посчастливилось влететь внутрь, казались усталыми и едва шевелились, грузно летая от одной стены к другой. В то лето Иваизуми исполнилось семь лет, он ловил жуков-оленей и ненавидел сидеть дома. В деревне почти не было детей одного с ним возраста (вселенский заговор: все его сверстники были либо непроходимыми идиотами, кидающимися камнями в бродячих кошек, либо девчонками), поэтому Хаджиме довольствовался компанией самого себя. В одиночестве лазал по деревьям, собирал в лесу каштаны и кидал найденный в сарае волейбольный мяч в стену дома. За что, опять же, регулярно получал по лбу от дедушки. Но чаще всего Иваизуми можно было увидеть с удочкой в руках и пылающей решительностью в глазах. Каждый день Иваизуми ходил к реке, забрасывал удочку и терпеливо ждал, вперившись взглядом в яркий поплавок. Он даже моргать боялся – а вдруг упустит рыбу? Но вот незадача, шёл уже второй месяц лета, а похвастаться Хаджиме было решительно нечем – за всё время он умудрился поймать только жирный шматок скользких водорослей. Выудить хотя бы самого завалящего тощего окуня стало его главной целью. - Это всё потому, что ты ничего не принёс Оикаве-сану, - открыла ему секрет бабушка, когда он в очередной раз вернулся с рыбалки с издевательски пустым ведром. - Оикава-сан? – Хаджиме нахмурился, пытаясь вспомнить кого-нибудь с таким именем. На ум пришло только название реки. – Кто это? - Речной бог. Речной… Кто? Иваизуми во все глаза смотрел на бабушку, уж не смеётся ли она над ним? - Если хорошенько попросить, он поделится с тобой своей рыбой, - улыбнулась бабушка. – И не забудь его поблагодарить. - А что нужно принести этому богу? – осторожно поинтересовался Хаджиме. В каком-то фильме он видел, как жители одного острова приносили в жертву своему богу маленьких девочек в аккуратных белых платьях. Нет уж – связываться с чумазыми деревенскими гарпиями себе дороже. Дрались они отчаянно и не стеснялись пускать в ход ногти. И даже зубы. - Всё, что посчитаешь нужным, - уклончиво ответила бабушка и погнала Хаджиме умываться. Всё следующее утро Иваизуми собирал ягоды и выискивал в траве самые большие каштаны, поблёскивающие на солнце круглыми золотистыми боками. После долгих раздумий он решил принести богу то, чему обрадовался бы сам. Неловко опустившись перед рекой на одно колено, Иваизуми аккуратно опустил в воду свое подношение и сложил руки в молитве. - Прими мой скромный дар, Оикава-сан, - пробормотал он и дважды хлопнул в ладоши. Однако Оикава-сан, кем бы он ни был, подарок не оценил. Иваизуми просидел на берегу три часа, до рези в глазах вглядываясь в прыгающие по воде солнечные блики. За это время он успел сложить из свежих комариных укусов на руках несколько созвездий, изойти потом и окончательно разочароваться в речных богах. Смотав удочку, Иваизуми нащупал в кармане последний, самый крупный каштан и, размахнувшись, бросил его в реку. Описав плавную дугу, он звонко шлёпнулся в воду – звук зловещим эхом пронёсся по берегу и затерялся где-то в лесу. - Глупый Оикава! – крикнул Иваизуми на прощание и поплёлся домой; уже опостылевшее ведро на каждом шагу больно ударялось об колено. Хаджиме закусил губу и громко шмыгнул носом, чувствуя, как к горлу подступает мерзкий комок – скопившаяся за долгое время досада рвалась наружу. Он вскарабкался по крутому берегу и уже почти дошёл до тропинки, ведущей в деревню, когда кто-то громко окликнул его со спины. - Эй, ты! Иваизуми удивлённо обернулся на незнакомый голос. Он никак не ожидал, что на берегу окажется кто-то, кроме него. Но ещё больше он не ожидал получить по лбу чем-то круглым и очень тяжёлым. - Ай! – Хаджиме вскрикнул от боли и, потеряв равновесие, шлёпнулся задом на землю. Перед глазами плыли разноцветные круги, а лоб гулко пульсировал, но Иваизуми всё же сумел краем глаза заметить какое-то движение в траве – по склону, резво отскакивая от кочек, катился до ужаса знакомый каштан. У самого берега, по щиколотки в воде стоял высокий человек в тёмно-синей юкате. Он сложил руки на груди и грозно разглядывал Иваизуми из-под чёлки. - Мама не говорила тебе, что нельзя кидаться орехами в богов? – спросил он. Иваизуми мог бы ответить, что нет, никто и никогда не объяснял ему, что можно бросать в богов, а что – нет. Он мог бы даже извиниться. Но вместо этого Хаджиме заорал не своим голосом и, швырнув в незнакомца ведро, со всех ног припустил домой.
***
На следующий день Иваизуми уже не был уверен в том, что действительно повстречался с речным богом. Может, это была странная игра света на воде. Или он получил солнечный удар и начал галлюцинировать. Но внушительных размеров шишка на лбу неуклонно напоминала о случившемся, заставляя снова и снова вспоминать недовольный взгляд и подол юкаты, растворившийся в тёмной воде. Иваизуми было стыдно. И страшно. А вдруг бог разгневается из-за него на всю деревню, и в реке перестанет водиться рыба? Если он отравит воду? Нашлёт на них ураган? Нет, ураган - это же больше по части богов ветра? Такие мысли крутились в голове Хаджиме, когда он привычной тропинкой шёл к реке. Для начала нужно было попросить прощения. И если потревоженный бог не примет его извинений и всё равно захочет кого-нибудь наказать, то… Иваизуми помотал головой и, собрав в кулак всю свою храбрость, продолжил путь. Соберись, Иваизуми Хаджиме! Тебе уже семь лет, ты взрослый и со всем справишься! На берег он вышел на ватных ногах, едва не отбивая трясущимися коленями чечётку. Солнце, разбившееся на тысячи осколков, танцевало на поверхности воды. На секунду Иваизуми показалось, что это большая змея лениво подставляла свои блестящие бока тёплым лучам солнца. Было тихо. Замолчала даже кричащая где-то вдалеке хриплая чайка. Река будто бы застыла в ожидании. - Я пришёл извиниться, - осипший после долгого молчания голос Иваизуми прозвучал резко и как-то неправильно: словно тишина была стеклом, а его слова – металлом. - Я искренне прошу прощения, - увереннее повторил Хаджиме и склонился в почтительном поклоне: ему ещё никогда не приходилось ни перед кем так извиняться, но он много раз видел, как это делали его родители. - Не прощу-у, - весело протянул кто-то прямо над его ухом. Иваизуми отпрянул от неожиданности, ноги предательски подкосились, и он неграциозно плюхнулся на кочку. Опять! Перед ним стоял речной бог собственной божественной персоной. На нём была всё та же юката, только в этот раз он вышел из воды и переминался с ноги на ногу, будто трава ему была неприятна. Или, скорее, непривычна. - Как тебя зовут? – спросил бог. - И… Иваизуми. - Слишком сложно. Теперь ты будешь Ива. Ива-чан. Иваизуми похолодел. Где-то он слышал, что боги и духи могли забирать у смертных часть имени, чтобы сделать их своими слугами и увести в другой мир. - Нет, зачем мне слуга с таким страшным лицом? – засмеялся вдруг бог. – Просто мне не нравится твое имя. Он хитро улыбнулся, глядя на Иваизуми сверху вниз. Эта улыбка будто привела Хаджиме в чувство, от трепета и религиозного ужаса не осталось и следа – взамен почему-то пришло раздражение и желание пнуть маячившую перед глазами худую лодыжку, а лучше обе, чтобы дурацкий бог покатился по берегу, упал обратно в свою реку и захлебнулся. - Как грубо, Ива-чан! - Перестань читать мои мысли! - Тогда перестань думать! Лучше бы он наслал на деревню ураган, в самом деле.
***
Иваизуми мало знал о богах, но был точно уверен в том, что они не должны вести себя так, вёл себя Оикава. Он заставлял Иваизуми таскать ему из дома сладости (особенно ему полюбился молочный хлеб, за которым приходилось бегать в лавку на другом конце деревни), просил научить его складывать кроликов из бумаги (но Хаджиме не умел!) и ещё почему-то полюбил волейбол. Хотя от волейбола и было одно название – они просто перекидывались мячом. Но Оикаве нравилось. А у Иваизуми наконец-то появился друг, хоть он и был странным, надоедливым и вообще не человеком. - Оикава, - позвал он бога однажды вечером, когда они сидели на берегу, провожая глазами заходящее солнце. - Хм? - Почему ты не дал мне выловить ни одной рыбы? – этот вопрос давно мучал Иваизуми. Оикава задумчиво склонил голову набок, непослушная прядка упала ему на глаза. - Потому что мне не хотелось? - А сейчас? – спросил Иваизуми. Всё-таки ему очень-очень хотелось подержать в руках рыбу, настоящую, пойманную им самим. Оикава внимательно посмотрел на лицо Иваизуми и поднялся на ноги. - Пойдём, - коротко бросил он и потянул Хаджиме за руку к реке. – Сними обувь. - Зачем? – Иваизуми нахмурился, но послушался: развязал шнурки и скинул кроссовки на траву. - И руку мою не отпускай, - через плечо бросил Оикава и вошёл в воду. Точнее, пошёл по воде. Оикава ступал по подрагивающей водной глади так, будто она была обычным паркетом. Иваизуми никогда не приходила в голову мысль о том, что бог мог бы причинить ему вред: забрать его душу, утопить, сделать из его костей музыкальные инструменты, или что там ещё злые духи делали с детьми в сказках? Иваизуми доверял Оикаве: беспрекословно, всем своим семилетним существом. Поэтому он схватил его ладонь обеими руками и, зажмурившись, двинулся следом. Вода была похожа на густое холодное желе – ноги легко отталкивались от упругой поверхности, приятная прохлада колола пальцы. А ещё она двигалась: быстрое течение несло их с Оикавой вперёд. Когда они оказались ровно на середине реки, Оикава остановился и за руку притянул к себе Хаджиме, который безуспешно сражался с течением и не мог устоять на одном месте – словно пытался подняться вверх по эскалатору, движущемуся вниз. Иваизуми, который даже не доставал Оикаве до груди, неловко обнял его за пояс. От Оикавы пахло мятой, прогретой на солнце травой и, едва-едва уловимо, чем-то сладким, вроде его любимого молочного хлеба. - Посмотри вниз, Ива-чан. Под их ногами – прозрачная вода, а в ней – сотни, тысячи рыб, блестящих серебристой чешуей. Они резво плавали, натыкались друг на друга, бились хостами. Некоторые из них подплывали совсем близко к поверхности, крутились у ног Оикавы; их смешные, хлопающие ртами головы выглядывали из воды и, сверкнув глазами, снова скрывались в глубине. - Круто, - восхищённо выдохнул Иваизуми, с восторгом глядя на медленно проплывающих рядом с его ногами карпов. - А то, - хмыкнул Оикава. – Куда веселее, когда они живые. Иваизуми почувствовал, что краснеет. Не только его щёки, даже шея и уши словно пылали в огне. Стало бесконечно стыдно за самого себя, за свое идиотское желание ловить рыбу, снова вспомнился тот злополучный каштан, который он со злости бросил в Оикаву. Хаджиме неуверенно поднял глаза. Последние лучи заходящего солнца золотом блестели на волосах Оикавы, искрились в янтарных глазах. Он сиял. До боли в глазах, совсем как река в жаркий июльский день. Сиял так, что хотелось зажмуриться. Оикава мягко улыбнулся и взъерошил волосы Иваизуми.
***
А потом его отец нашёл работу в городе. Глупое клише из какого-нибудь бюджетного аниме. Деревня, горы и река остались позади, на смену им пришли бетонные стены, новая школа и волейбольный клуб. В какой-то момент Иваизуми решил, что будет лучше забыть о том странном лете, представить себе, что это был всего лишь сон. Но последний августовский вечер на реке то и дело вспыхивал где-то на краю сознания. Тот контраст – тёплый, золотистый и густой, совсем как мёд, закат и холодные пальцы, ласково перебирающие его волосы, - навсегда врезался в память Иваизуми. Именно поэтому, спустя десять лет, он сел в автобус, проехал на нём два часа, а потом ещё шесть – на трясущемся поезде. Свернул на тропинку возле дома дедушки, ещё более скособоченного и угрюмого, и, снова собрав в кулак всю свою храбрость, пошёл к реке. В это лето Иваизуми исполнилось семнадцать, и он точно знает, что нужно делать с подобранными в траве каштанами.
Немного попарилась в больнице с бабулями, подлечила коленки. Планировала за это время закончить обещанный перевод, но жара, дневной сон и на удивление вкусные супы, в общем, не сложилось. Зато нашла новое развлечение - японский фанфикшн (сёсэцу/рассказы с пиксива). Бывает кажется, что ниже падать некуда, но ты пробиваешь лбом очередное дно и погружаешься в слащавые истории про пидоров-волейболистов. Еще и на лунном языке.
Первое, что бросается в глаза - огромное количество ономатопоэтической лексики. Кажется, мне встретилось около 20 разных звуков для улыбки. Улыбки! После прочтения остается очень странное чувство. Как будто мангу прочитал. Но без картинок. Из той же оперы диалоги. Почему-то японские райтеры считают своим долгом осветить каждый вдох, каждую запинку, каждый гортанный звук, который издают герои. Паузы они тоже фиксируют, поэтому диалог из одних троеточий - не редкость.
Ах да, к постельным сценам авторы тоже относятся со всей серьезностью: ни один стон, ни один всхлип не должен остаться без внимания! И смех и грех.
Неприятно удивила пунктуация, а именно - чрезмерное количество ???!!? и богопротивная тильда. Как-то совсем несерьезно. Еще большая часть фиков от первого лица. Читала я как-то футамони, в котором автор никак не мог определиться, от кого и о ком он все-таки пишет. Причем стиль-то неплох, но это прыгающее повествование.
Про популярное Просматривала тег HQ!!小説500users入り (рассказы, которые просмотрело как минимум 500 юзеров). Можно сказать следующее: на один фик с АО3 приходится, наверно, сто с пиксива, и это даже не шутка. А еще японский фандом богат на говно.
На панели поиска находятся таинственные "отзывы". Понятия не имею, как перевести сайт с русского языка обратно на японский и почему именно "отзывы", но по ним можно узнать, сколько логов/рассказов есть по выбранному тегу. Так вот, из любви к науке я не поленилась посмотреть на число фиков по самым задолбавшим примелькавшимся пейрингам. Результаты до ужаса очевидны.
Иваой, кстати, считается отдельно, и в нем еще пять с чем-то штук. Вот вроде японские авторы продают свои работы на всяких ртс и комикетах, как бы ждешь от них качества, а получаешь форменный пиздец.
Если оиива, например, то в ней обязательно должен быть самец Оикава с IQ как у пятилетней девочки. Краснеющей горилле Иваизуми тоже достается, конечно, но за кретина Оикаву хочется убивать. Тем не менее, стоящие работы попадаются (один читабельный фик на двадцать бессмысленных высеров). Например, акаконо с лисьей свадьбой, иваой, в котором семнадцатилетние Оикава с Иваизуми поменялись местами с двадцатилетними, или порно-бокуака с кондитером Акааши.
2. Про всякое
Пока не было доступа в интернет перечитала хайкю, зачем-то посмотрела ГП и простыла.
Вселенная посылала всяческие намеки, в итоге я потратила два часа своей жизни на отвратительный кубок огня. А дары смерти в принципе пошли. Всплакнула, почему-то нарисовала Хинату.
Впервые в жизни простыла летом. Очень мерзко. Как это вообще произошло, дураки ведь не болеют
Тут еще шираторизава и Оикава с Иваизуми Недавно в твиттере мне на глаза попались рассуждения о том, кто а, а кто ун. "Оикава, ты не затыкаешься, поэтому ты а", лол. Когда я научусь рисовать иваой? Никогда.
Почему-то мне нравится рисовать Ширабу. Интересно еще посмотреть, как на нем отразится этот матч, хахаха.. ха.
Семи икемен. Еще пропалила форму шираторизавы на болельщиках. Никак не могу представить Ушиваку или Тендо в клетчатых брюках
В этом месяце три дедлайна один за другим. Надо что-то делать, но как.
Про Цукки говорить ничего не буду, но порадуюсь. Отсылка к Бокуто доставила, даже очень.
Главный аттракцион - это Шираторизава А именно - цветная страница с Ушиджимой и его зверинцем. Во-первых, сенсей опять все нарисовал на отъебись не ахти как.
Ну серьезно? Фурудате, ты даже не старался На обложке еще Хината, который как будто вылез из моих ночных кошмаров. И несправедливо красивый на его фоне Ушиджима.
А во-вторых, что это значит? Кто-то на тумбе выдвинул теорию, что эти животные символизируют Шираторизаву. Ладно, допустим, Ширабу действительно кролик, а Оохира - олень (за что). Я даже могу понять крокодила Тендо и медведя Каваниши. Но какого дьявола Гошики - это бабочки, а Ямагата - паук? Предпочитаю думать, что в этом нет никакого скрытого смысла, но Ширабу все равно кролик.
В честь того, что Фурудате опять сломал мне мозг, набросала маленького Ушиджиму с оленем, потому что это было необходимо: И еще кое-чего. кое-чего:
Пока рисовала, проиграла с волос Гоши, хороший он все-таки
Теперь помимо фермера Ушиваки у фaндома есть Ушивака-владелец зоопарка, Ушивака-разводчик оленей, Ушивака-заводчик пауков и Ушивака-коллекционер бабочек, например. К слову, AU с соколиной охотой нигде нет? А жаль.
Иногда я забываю, что живу, в общем-то, в большой деревне, отчего-то зовущейся городом.
Вроде 2015 год на дворе, а люди до сих пор не научились пользоваться лифтами (ломайте пальцы об кнопку вызова, открывайте двери руками, это правильно, это хорошо). И не знают, как вести себя в общественном транспорте. Каждая поездка - битва. Необъятные тетеньки с детьми наперевес, изможденные мужчины, груженные баулами, школьники, несущие на спинах не то рюкзаки, не то свои жизни - храбрые воины, встающие на защиту свободных сидений.
Победители сидят. Проигравшие унижены и распяты на поручнях, прижаты чьими-то густо надушенными телесами к грязным окнам или вовсе вытолкнуты из автобуса.
Действительно, 2015 год. Чудесное время, когда трактор въезжает в деревянный столб и случайно оставляет весь город без интернета. А в пригороде стадо коров пытается перейти дорогу, застревает и мучительно долго издыхает, жалобно мыча и переграждая путь машинам.
2015 год: отключают воду, ты не можешь принять душ перед встречей с иностранной делегацией и, бессильем гложемый, жалуешься на жизнь в интернете.
Еще зимой сжигала мосты на тумбе, клялась и божилась, что больше никогда не буду рисовать свои горящие корабли волейбольные пейринги, но что-то пошло не так. Запала хватило только на лицо.
Бегство от обязанностей продолжается. Пытаюсь не думать о трех рефератах, которые нужно было сдать еще вчера.
Отправила научному руководителю первую часть второй главы. Она, мой многоуважаемый научный руководитель, из тех самых людей, которые даже по электронной почте могут отвесить таких пиздюлей, что жить расхочется.
В паническом приступе наскетчила тощенького Оикаву. Грущу.
Вроде как глубоко и лично, но в то же время у всех на виду. Это всё равно, что вытаскивать мысли из головы, комкать, слюнявить и кидаться ими в удивлённые лица случайных прохожих. Странно. И даже немного мерзко.
В идеале - раздобыть бы где-нибудь модный молескин и неестественно аккуратным почерком, старательно выписывая каждую буковку, заполнять его страницы мыслями о делах насущных, днях ушедших и грядущих. А потом, лет эдак через шестдесят, мои правнуки найдут этот манускрипт в какой-нибудь старой обувной коробке. И будут взахлёб читать его тёмными зимними вечерами, упиваясь историями о том, как их бабка убивала молодость в интернете.